Из великого многообразия и множества наук лично мне трудно найти ту, которая могла бы сравниться с математикой по своему изяществу и широте исследований. Конечно, это мнение человека, чья сфера деятельности связана с применением этой науки, и, возможно, представители других направлений  научной деятельности не согласятся со мной. Но ведь это и правильно, для каждого, кто применяет в качестве рабочего инструмента научный аппарат, скорее всего именно он и является самым уникальным. Что же касается математики, то сегодня трудно сегодня трудно назвать отрасль человеческой деятельности, где она не являлась бы инструментарием и даже более того, научной базой: достаточно назвать инженерное дело, включающее в себя производство машин и механизмов, расчет конструкционных параметров современных материалов и производимых на их основе зданий и сооружений, расчеты, связанные с эффективным орошением полей в сельском хозяйстве, прогнозы курса валют и прогнозы погоды, наконец, вся сфера компьютерных наук с их многочисленным приложением: от дефектоскопии в материаловедении до компьютерной томографии в медицине. Все эти и многие – многие другие направления человеческой деятельности немыслимы сегодня без применения математических методов. Математика становится способом мысли и способом действия, математическое моделирование входит в статус основания научного менталитета. Как говорил Кант, в каждом знании столько науки, сколько в нем математики». Математическая форма познания мира задействует сферу чистой интуиции познающего субъекта, интуиция же, по мнению Н.О. Лосского, связана со сферой религиозности [1]. Религиозное сознание, являясь универсальным по степени задействования форм активности субъекта, вовлекает в себя также и интеллектуальную деятельность. А значит оправдана постановка вопросов о том, каким образом математическая культура связана с культурой религиозной, антагонистичны ли они друг другу или сонаправлены в ценностном русле, как связана математика с тем пространством человеческой практики, которая для всех православных людей близка и дорога более всего — с их верой. В этом очерке мы попытаемся дать осветить основные вехи развития математической мысли в кругу людей, чья жизнь пронизана религиозной верой и проследить, как их религиозность влияла на стезю научной деятельности.

Говоря о взаимоотношениях математики и религиозной веры, следует отметить имена ее столпов – основателей, перу которых принадлежит создание классического математического аппарата – интегрально-дифференциального исчисления Исаака Ньютона и Готфрида Лейбница. Их труды ознаменовали переход математики из начальной в современную форму, ту которую мы теперь применяем. Исаак Ньютон (1643-1727 г.г.) – английский ученый, президент Лондонского королевского общества. Его труды по математике, теории гравитации, физике, механике, такие как «Математические начала натуральной философии» являются фундаментальными основами современного естествознания. Многие его родственники, учителя и друзья были священниками. И воспитание в религиозном кругу не могло не сказаться на мировоззрении самого Ньютона, который был верующим человеком и пронес свою веру через свои труды. Так в «Математических началах» он пишет: «Такое изящнейшее соединение Солнца, планет и комет не могло произойти иначе как по намерению и по власти могущественного и премудрого существа… Сей управляет всем не как душа мира, а как Властитель вселенной, и по господству своему должен именоваться Господь Бог Вседержитель (Παντοχρατωρ)… Он вечен и бесконечен, всемогущ и всеведущ, то есть существует из вечности в вечность и пребывает из бесконечности в бесконечность, всем управляет и все знает, что было и что может быть… Он продолжает быть всегда и присутствует всюду, всегда и везде существуя; Он установил пространство и продолжительность… Бог есть единый и тот же самый Бог всегда и везде… Мы имеем представление о Его свойствах, но какого рода Его сущность – совершенно не знаем… » [2]. В Он известен своими трудами богословского содержания, из которых можно отметить «Замечания на книгу пророка Даниила и Апокалипсис св. Иоанна», в которой он производит экзегетический разбор текстов Священного Писания. Само содержание книг Ньютона проникнуто его религиозной верой. Примечателен его труд «Хронология древних царств с присоединением краткой хроники от первых упоминаний о событиях в Европе до завоевания Персии Александром Великим», зародившийся в результате бесед с принцессой Уэльской [3]. В основу этой хронологии он положил древние научные данные в области астрономии, которые он систематизировал и письменно изложил, а впоследствии переработал. В этом фундаментальном историческом труде Ньютон сопоставляет библейскую хронологии древних государств и библейское летоисчисление. Для соотнесения систем летоисчислений хода исторических событий с фактами библейской истории он предлагает выбрать в качестве единицы хронологического масштаба, который имеет смысл продолжительности царствования, не срок в 33 года по Геродоту, а 20 лет [3]. При этом за начало цивилизации он полагает возникновение примитивных религиозных форм. Сегодня труды Ньютона в этом историко-хронологическом направлении сохранили лишь науковедческий интерес. Впоследствии богословские труды Ньютона были изданы епикопом Гарслеем. Переходим теперь к личности другого создателя дифференциально-интегрального исчисления – Готфриду Вильгельму Лейбницу (1646-1716 г.г.). Кроме трудов по математике, он занимался физикой, механикой, философией и лингвистикой. В физике он известен открытием закона сохранения энергии,  математике – введением понятия дифференциала и функции. В 1697 г. Лейбниц по просьбе Петра I разрабатывает концепцию образовательной системы в России, и в частности план создания Российской Академии Наук. Свою научную карьеру он начал как юрист, но уже тогда его интерес приковывают математические задачи, в частности проблемы комбинаторного исчисления. В 1686 г. он опубликовывает свой богословский труд «Теологическая система», в котором излагает воззрения на христианство в его эпоху [4]. Зло является следствием свободного выбора человека. Лейбниц подходит к обоснованию бытия Божия путем анализа процесса познания: «Итак, я предполагаю, что каждый знает, что он есть нечто действительно существующее, и что, таким образом, имеется некоторое реальное существо. Мы знаем также интуитивным познанием, что чистое ничто не может произвести реального существа. Отсюда следует с математической очевидностью, что нечто существовало от вечности, так как все имеющее начало должно было быть произведено чем-либо другим. Но всякое существо, получающее свое существование от другого существа, получает от него все, что оно имеет, и все свои способности. Следовательно, вечный источник всех существ есть также принцип всех их сил, так что это вечное Существо должно быть также всемогущим. Далее человек находит в себе самом познание, следовательно, существует некоторое разумное Существо. Но вещь, абсолютно лишенная познания и восприятия, не может произвести разумного существа и идее материи, имеющей особые ощущения, противоречит возможность произвести его из себя самой. Следовательно, источник вещей разумен, и от вечности существовало некоторое разумное существо. Вечное, всеразумное, всемогущее Существо есть то, что называют Богом» [5]. В 1710 г. Лейбниц пишет свой труд «Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла». Теодицей называется богословская проблема апологетики, обосновывающая, что Бог — не виновник зла, Лейбниц впервые вводит этот термин [4]. В «Теодицее» Лейбниц обосновывает тот факт, что предмет знания не противоречит вере и данные познания не исключают явления Богом чуда в мире: «Можно сказать, что физическая необходимость основывается на моральной необходимости, то есть на избрании премудрого Существа, достойном его мудрости, и что как ту, так и другую необходимость надобно отличать от геометрической необходимости. Эта физическая необходимость и есть то, что дает порядок природе, она состоит из законов движения, и из некоторых других общих законов, которые Богу угодно было даровать предметам при их создании. Однако верно, что Бог установил эти законы не без причины, потому что Он ничего не избирает по произволу, по случаю или по чистейшему безразличию. Тем не менее эти общие основания добра и порядка, которые привели Его к избранию этих законов, могут быть отменены Им в некоторых случаях по более важным причинам высшего порядка. Отсюда ясно, что Бог может освобождать Свои создания от предписанных им законов и совершать посредством этих созданий то, что превышает их природу, то есть может творить чудо… Тем не менее всегда остается верным то, что законы природы могут быть отменены Законодателем, одновременно вечные истины, которыми являются геометрические истины, совершенно необходимы, и вера не может им противоречить» [6]. Лейбниц однозначно трактует Бога, как обладающего величием и благостью, и благодаря величию благость действует. Бог промыслительно заботится о твари, устремляя ее путь к достижению наибольшего блага. Мир управляется мудростью Божией и все, что происходит в мире, происходит по наилучшему пути, какой оказывается возможным в его состоянии. Своей волей Бог хочет только блага для всей твари во всей полноте меры, в которой тварь может только воспринять это благо. Зло не является предметом воли Божией, но существование зла, по Лейбницу, может быть связано с тем, что его устранение закрывает дорогу явлению большего добра. Зло может быть условием на пути к большему добру, если только эта стезя необходима, по воли Божией, которая идет только во благо. Промыл Божий неизведан, а потому, то, что человек может воспринимать как зло, на самом деле подается ему как нужное звено на его пути к добродетели. Часто же Бог использует для достижения блага по отношению к твари вещи, нейтральные, зло же допускается зачастую в форме наказания. То, что Лейбниц называет проявлением зла вины и приводит в качестве примера слова Христа о том, что подобает соблазну в мир прийти, допускается Богом как неизбежность в мире. Проблема зла по Лейбницу, подчиняется не принципу необходимости, а принципу целесообразности [7].          Среди мыслителей Нового времени примечательно имя французского физика, математика, философа и физиолога Рене Декарта (1596-1650). Он являлся основоположником такого раздела современной математики, как аналитическая геометрия, в физике известен открытием закона сохранения импульса, в физиологии ему принадлежат труды по рефлекторной деятельности организма. Для Декарта Бог является источником объективной значимости мышления, а также причиной движения, что касается антропологии Декарта, то она зиждется на том, что человек является взаимосвязью телесности и души, которая обладает мышлением и волей. Вообще, отправная точка рассуждений Декарта – это концепция мышления. Перу Декарта принадлежат труды «Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках» (1637) и «Размышления о первой философии, в коих доказывается существование Бога и различие между человеческой душой и телом». Во втором труде он предлагает концепцию мышления, в рамках которой предлагается ход рассуждений, доказывающих существования Божие. Декарт последовательно рассматривает природу и происхождение разных идей, которые доступны человеческому рассудку, начиная от идей, касающихся устройства естественного мира и завершая идеей Бога. И ели все идеи, мыслимые человеком, укоренены в его мышлении, то относительно идеи Бога Декарт пишет: « Итак, остается одна идея Бога, относительно которой надо рассмотреть, не может ли здесь что-либо исходить от меня самого. Под словом «Бог» я понимаю некую бесконечную субстанцию, независимую, в высшей степени разумную, всемогущую, сотворившую как меня самого, так и все прочее, что существует, — если оно существует. Несомненно, перечисленные совершенства таковы, что по мере тщательного их рассмотрения мне представляется все менее возможным, чтобы они исходили от меня одного. Таким образом, следует сделать вывод от противного, что Бог необходимо существует… Нельзя также сказать, будто эта идея Бога в материальном отношении ложна и потому может возникнуть из ничего, как я несколько выше заметил относительно идей тепла и холода, а также других им подобных; напротив, так как она предельно ясна и отчетлива и содержит в себе больше объективной реальности, чем какая-либо другая идея, ни одна из них не является сама по себе более истинной и внушающей мне меньше подозрении в ее ложности. Я утверждаю, что эта идея всесовершенного и бесконечного Существа в высшей степени истинна; ибо хотя можно вообразить себе, будто такого существа нет, однако нельзя вообразить, будто его идея не являет мне ничего реального, как я сказал это ранее об идее холода. Идея Бога в высшей степени ясна и отчетлива: ведь в ней содержится все, что я воспринимаю ясно и отчетливо и считаю реальным и истинным, все, что внесет в себе некое совершенство. Этому не препятствует мое непонимание бесконечности или наличие у Бога бесчисленного множества других качеств, коих я не могу ни постичь, ни, быть может, попросту затронуть мыслью: ведь в понятии бесконечности для меня, существа конечного, заложено нечто непостижимое; но для того чтобы моя идея Бога оказалась наиболее истинной, ясной и отчетливой из всех идей, коими я располагаю, мне достаточно понять и вынести суждение, что все, ясно мной воспринимаемое, и все, о чем я знаю, что оно несет в себе некое совершенство, а также, быть может, множество других качеств, мне неведомых, — все это либо формально, либо по преимуществу присуще Богу»  [8].        Что касается вопроса о человеке, то Декарт считает факт его существования несомненным и идущим от Бога, причем сам человек черпает свое существование от Бога, идея Которого в мышлении человека предшествует идее человека о себе самом. Основной процесс, который присущ человеческому существу – это мышление (Cogito ergo sum – мыслю, следовательно существую). Сама же по себе мысль лишена качеств, свойственных материи, таких как размеры, масса и т.д., однако она характеризуется своим содержанием [4]. Ключевая идея, заложенная в мышлении человек – это идея о Творце, о Боге. Каким же образом мышление может дать положительное заключение о существовании Бога? Человек является субъектом мышления, предметы же мысли являются объектами, сам же человек может являться объектом мысли только для другого субъекта, которым является Бог [4]. Идея Бога врожденна в нас, также как врожденны математические идеи. Характеристики Бога, которые даны нашему мышлению: Бог един, бесконечен, превосходит пределы нашего понимания, Бог есть Истина. Декарт пишет: «Вся сила моего доказательства заключена в том, что я признаю немыслимым мое существование таким, каков я есть по своей природе, а именно с заложенной во мне идеей Бога, если Бог не существует поистине — тот самый Бог, чья идея во мне живет, Бог — обладатель всех тех совершенств, коих я не способен постичь, но которых я могу некоторым образом коснуться мыслью, Бог, не имеющий никаких недостатков. Из этого уже вполне ясно, что он не может быть обманщиком: ведь естественный свет внушает нам, что всякая ложь и обман связаны с каким-то изъяном» [8]. Отсюда следует важное антропологическое следствие: человек сотворен Богом так, что он не обречен всегда ошибаться. Храня в себе образ и подобие Божии, человек призван к совершенству, а не к постоянному падению в бездны собственных ошибок. Разум человеческий приспособлен Богом к познанию истины, однако то, что человек ошибается, имеет своей причиной наличие воли, которая является ограниченной и несовершенной. Принципиальное отличие человека от других тварей, по Декарту, это наличие ума. В отношении устройства человеческого существа Декарт придерживается точки зрения дуализма, предполагающего наличие в человеке души и тела. Образ их соединения можно осознать, только воспринимая человека как сотворенного Богом [4].         Обратимся теперь к наследию русской мысли и перейдем к рассмотрению одного из величайших деятелей научного и богословского направлений начала XX в. священника Павла Флоренского (1882-1937). Математик и физик, инженер и технолог, лингвист и полиглот, философ и богослов. Его называли «русским Леонардо». Однако в основе его творчества, лежало священство [9]. Немалую роль сыграло место его рождения – Закавказье (село Евлах Елисаветпольской губернии). Богатство и живописность этих мест вложили в детскую душу отца Павла интуиции о вечном и стали провозвестниками его крепкой, по детски чистой веры. Эти места способствуют наполнению духа личности, особенно детской, приближают ее к подлинному понимаю мира, открываются интенции, лежащие в основе онтологии: это удивление перед подлинным, перед явлением ноуменального, удивление, заставляющее забыть о себе и рождающее стремление понять устройство мира, являющегося в символическом покрове [10].         Рассмотрим один из вопросов церковного искусства, математическая сторона которого интересовала отца Павла, и интересовала, прежде всего, в связи с его чувствительностью к интуициям истины: что из себя представляет геометрия изображения на иконе, ее специфика, связанная с феноменом обратной перспективы. Он задается проблемой: что значит изобразить какую-либо реальность? Эта задача сводится к отображению изображаемого пространства на изображающей плоскости. Сложность в том, чтобы перенести «мощность» (в терминологии Флоренского) трехмерного (а считая время – четырехмерного) пространства, на плоскость. Анализируя геометрию Г. Кантора, Э. Юргенса, Люрота, Флоренский приходит к выводу: «изобразить пространство на плоскости возможно, но не иначе как разрушая форму изображаемого… натурализм есть раз навсегда невозможность» [11]. Для того, чтобы сохранить организацию пространства, нужно уметь отобразить пространство одной кривизны на пространство другой кривизны. Оказывается прямая перспектива (сохранение пропорций между точками на изображаемом и изображающем объектах), применяющаяся в живописи, правильно отображает действительность только при ряде допущений [11]: 1) реальный мир есть мир в эвклидовом пространстве; 2) в реальном пространстве есть центральная точка, на которой фокусирует       взгляд художник, эта точка одна единственная и совпадает с оптическим     центром правого глаза художника; 3) мир, воспринимаемый художником, отображается лишь в оптическом центре его правого глаза, при этом фактом обозревания левого глаза         пренебрегается; 4) оптический центр художника фиксирован в неподвижной точке     пространства;               5) реальный мир тоже неподвижен; 6) взгляд художника есть чисто оптический процесс фокусирования, лишенный всех духовных проявлений художественного творчества.        Флоренский указывает на явные расхождения реального мира и этих эвклидово-геометрических требований к его изображению. Изображениями, в высокой мере соответствующими действительным реальностям мира, являются иконы. И вот удивительно: эти реальные изображения идут в разрез с вышеупомянутыми критериями прямой перспективы: на них отображаются части объекта, которые не могут быть видны сразу: например обе боковые стены здания, три ли все четыре обреза Евангелия, если изображается лицо, то на нем видны темя, виски и уши [11]. Те линии, которые должны согласно правилам прямой перспективы сходится на линии горизонта, в плоскости иконы расходятся. Такой способ изображения называется обратной перспективой. Для нее характерны разноцентренность изображения, то есть учет подвижности глаза, смотрящего на изображение; отсутствие определенного фокуса света, разный характер освещенности и распределения света и тени на рисунке. К средствам обратной перспективы следует отнести также опись, обводящую рисунок, всевозможные оживки, движки и отметины, акцентирующие неровности, которые казалось бы не должны быть видны. Но показано, что именно такая манера изображения правильнее отражает реальность, чем устанавливается правилами прямой перспективы, изображение становится выразительнее, богаче, насыщеннее [11]. Этот геометрический парадокс дал импульс к исследованиям Флоренского в области геометрии, выразившимися в его труде «О мнимости в геометрии». Иконопись – искусство, преодолевающее искус, имеет собой особую задачу: создать зрительное пространство молитвы, пространство общения миров горнего и дольнего. В своем очерке «Иконостас» отце Павел пишет: «В отношении к духовному миру Церковь, всегда живая и творческая, вовсе не ищет защиты старых форм, как таковых, и не противопоставляет их новым, как таковым. Церковное понимание искусства и было и есть и будет одно – реализм. Это значит: Церковь, «столп и утверждение Истины», требует только одного – истины. В старых ли или новых формах истина, Церковь о том не спрашивает, но всегда требует удостоверения, истинно ли нечто, и, если удостоверение дано, — благословляет и вкладывает в свою сокровищницу истины, а если не дано – отвергает» [11]. В искусстве иконописи, таким образом, находят истину и научное мировоззрение и церковная мысль.       Отца Павла, как ученого, интересует процесс генезиса научного познания. В очерке «У водоразделов мысли» он пишет о роли математического аппарата в исследованиях западноевропейских ученых и, в частности, о том, как соотносится математическое моделирование с реальными исследуемыми явлениями. «Прежде чем объяснить физическое явление, надо установить его. Но установить – это значит опытно открыть, какие именно величины q определяют его, измерить их и связать их между собой и со временем. Эти определяющие величины называются параметрами; связи же их, или законы их действия, выражаются обычно дифференциальными уравнениями. Если даны дифференциальные уравнения параметров, то тем самым явление описано. Что же, теперь, значило бы объяснить его механистически? Это значило бы придумать движения некоторой среды…, и подставить их на место самого явления – так, чтобы дифференциальные связи от такой подстановки не нарушались. Определеннее: параметры q должны быть выражены чрез пространственные координаты точек или частиц движущейся среды и, будучи преобразованы таким образом, должны соблюсти совместность дифференциальных уравнений. Но кроме того, среда наша, как именно движущаяся, а не вообще претерпевающая какие-либо изменения, подлежит в своих движениях основным началам механики. Иначе говоря, придуманное нами движение не есть произвольная подстановка новых переменных, но есть именно механическое движение, т.е. связано законом сохранения энергии и началом наименьшего действия. Но нет необходимости на самом деле подыскивать рассматриваемое движение: теоретическая физика приводит к более простому и в общих чертах производимому действию, именно к составлению двух функций U и T (U — функция q, а T — q и их производных по времени, причем U рассматривается как потенциальная, а T – как кинетическая энергия придуманной нами механической системы. Если возможно придумать функции U и T, удовлетворяющие вышеуказанным условиям, то механическое объяснение занимающего нас физического процесса было бы невозможно. Таков ход решения. Но каков же самый ответ? — Ответ таков: или вообще невозможно подыскать функции U и T, — и следовательно, механическое объяснение принципиально исключается; или же, если возможно найти одну пару таких функций, то их можно образовать тогда и сколько угодно. Другими словами: ии механическое объяснение вовсе невозможно, или оно произвольно, ибо не допускает выбора между бесконечным множеством равноправных механизмов, и все они одинаково дают отчет в особенностях изучаемого явления. Следовательно: все объяснения условны, ибо всякому данному объяснению с равным правом может быть противопоставлено другое, этому – опять новое, — и так до бесконечности. Но все эти объяснения — не «так» явления, а лишь «как если бы было так», т.е. модели, символы, фиктивные образы мира, подставляемые вместо явления…» [13].  Здесь можно не согласиться с о. Павлом. Действительно, символические модели суть лишь логические трафареты мира, но обладающие уникальным свойством: являясь лишь плодом математического рассудка, функции U и T, подобранные так, как об этом пишет Флоренский, обладают соответствием с их же значениями, но полученными экспериментальным путем (если таковой возможен). И совсем очевидно, что знания об объектах микромира (квантовой механики) могут быть получены лишь только в той мере, насколько они подвержены математическому описанию. Лишь из него может быть получена вся допустимая информация о свойствах таких систем.        Математика играет большую роль в деле нравственного воспитания личности. Это подметил в 60-х гг. XX в. известный советский математик, профессор Александр Яковлевич Хинчин. Анализируя свой огромный опыт в деле преподавания этой науки он приходит к ряду выводов, имеющих важное значение в деле нравственного воспитания личности. Во-первых, математика учит правильно излагать свои мысли, быть последовательным в аргументации. Это очень важно с апологетической точки зрения. Достаточно вспомнить, как в эпоху Вселенских соборов              святые отцы отстаивали правильность догматической формулы с требовательностью математика к ее вероучительной чистоте и не соглашались допустить даже оттенка двусмысленности в ситуациях, когда мельчайшая деталь догмата могла повлиять на всю полноту вероучительной истины. Конечно, нужно иметь в виду, что предмет математических исследований лежит в горизонте здешнего бытия, в отличие от темы богословских споров. Однако, ряд богословских истин могут быть выражены словесно и здесь очень важно не допустить ошибку в формулировке. Здесь наглядно проявляет себя принцип исследовательской чистоты, которым пользуются математики: «либо полноценность аргументации такова, что никакие споры о правильности доказываемого утверждения более невозможны, либо аргументация вообще полностью отсутствует» [12].      Во-вторых, математика выступает против незаконных обобщений и в этом смысле она является мощным инструментом против нечестности [12]. Аппарат математической логики оперирует центральными понятиями «истина» и «ложь» и дает хорошие и практичные «рецепты» по их различению.      В третьих, математика не позволяет делать необоснованные аналогии и таким образом дает средства поставить кордон приемам ведения дискуссии, которые получили собирательное название «демагогия». Так уходят в сторону смешения и перескоки темы разговора, которыми часто наполнена речь человека, человек становится более четок в выражении своих мыслей.      А.Я. Хинчин обращает внимание на то, что математика прививает человеку ряд особенностей поведения, таких как лаконизм рассуждения, то есть освобождение речи и мысли от нагромождения всего наносного, витиеватостей, затрудняющих понимание и уводящих понимание слушателя в сторону от предмета разговора. Подобный подход характерен и для православной аскетики: святые отцы считали немногословие и смысловую чистоту речи одними из важных добродетелей, необходимых для духовного роста.       Каждое ремесло накладывает свой отпечаток на черты характера. Математика воспитывает в человеке честность и правдивость, трудолюбие, усидчивость и упорство в достижении результата [12]. Это проявляет себя и в повседневности: привычка держать свой ум собранным и сосредотачиваться на решении какой-то задачи помогает ему организовать окружающий быт и сделать свое общение с людьми понятным и доступным. «Это очень радостная и морально возвышающая картина, когда человек постепенно преодолевает в себе отвратительную мещанскую привычку – подчинять законы мышления своим личным, мелким, корыстным интересам, теоретически защищать все то и только то, что ему практически выгодно; когда он научается уважать объективную правильность аргументации как высшую духовную и культурную ценность и все чаще и со все более легким сердцем жертвовать ради нее своими личными интересами. Доведенная до предела, эта черта представляет собою не что иное, как честность и правдивость – одно из лучших украшений нравственной личности человека» [12].       В этом очерке мы рассмотрели наследие творческой мысли деятелей в священном сане и вне его. Как мы видим, религиозность ученых-математиков не является логической неизбежностью их воззрений, а есть дыхание вечности, исходящее из глубины духа.   Составил:                                     

 Косарев А.В.

Список использованных источников:

1. Лосский Н.О. Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция. М.:      Республика, 1995 г.

2. Ньютон И. Математические начала натуральной философии.-М.: Наука,      1989.-С.680-681

3. Вавилов С. Богословские и исторические работы Ньютона и его     религиозные воззрения. Источник: Исаак Ньютон. М.: Наука, 1987. Стр.     292-200

4. Лега В.П. История западной философии. ч.1 и 2. М.: Изд-во ПСТГУ, 2009 г.

5. Лейбниц Г.В. Новые опыты о человеческом разумении автора системы      предустановленной гармонии / Сочинения в 4 т. Т.2. М.: Мысль, 1983.-      С.445-446

6. Лейбниц Г.В. Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и     начале зла/ Сочинения в 4 т. Т.4. М.: Мысль, 1983.- С.76-77

7. Там же, С. 470-474.

8.  Декарт Р. Размышления о первой философии, в коих доказывается       существование Бога и различие между человеческой душой и телом /        Сочинения в 2 томах. Т.2.- М.: Мысль, 1994.-С.38-43

. 9.   Булгаков С.Н. Священник о. Павел Флоренский // Сочинения в 2 т. М.:       Наука, 1993. С. 541

10. Филоненко С. Конкретная метафизика Павла Флоренского: Возвращение к       подлинному (вступительная статья)/ Флоренский П.А. Имена: Сочинения.-       М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс; Харьков: Изд-во Фолио, 1998.- C 5-14.

11. Флоренский П.А. Имена: Сочинения.-М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс;       Харьков: Изд-во Фолио, 1998.-912 с.

12. Хинчин А.Я. О воспитательном эффекте уроков математики //        Математическое просвещение.- М.: Физматгиз, 1961, № 6.-с. 7-2