Нормы акафистного творчества и извечный русский вопрос «Что делать?»

 Нормы акафистного творчества и извечный русский вопрос «Что делать?»

Признаться, получив (ещё неофициально) предложение войти в эту рабочую группу, я испытывал довольно сложные чувства. Условия работы предполагаемой структуры Издательского Совета были, прямо скажем, неутешительными. Судите сами: почти четверть века акафистное творчество в нашей стране не подчинялось никаким писаным или неписаным законам, так что заявленная «выработка норм акафистного творчества» смотрелась откровенной утопией. Число акафистов, написанных (или впервые опубликованных) за прошедшее первое десятилетие XXI века, уже превысило число акафистов, опубликованных за все предшествующие века; в свете этого «кодификация акафистов» тоже смотрелась задачей почти неподъёмной. Отношение к акафистам варьируется от восторженного почитания до резко-негативного неприятия; языковое и богословское качество абсолютного большинства известных акафистов, мягко говоря, оставляет желать много лучшего.

Стóит ли пытаться объять необъятное? Свернуть гору практически самостоятельно? Стóит ли, наконец, идти «против течения»?

От отказа, однако, удерживала та простая мысль, что если процесс уже невозможно остановить, то его надо контролировать. Мы об этом много говорили и с о. Феодором Людоговским, и с Олегом Алексеевичем Родионовым, также вошедшими в рабочую группу, и пришли к общему выводу, что попытка навести порядок в акафистном море уже существенно лучше, чем полный беспорядок, а поддержка Священноначалия нашим действиям — заведомо лучше анархии.

Поэтому, собравшись первый раз в Издательском Совете, мы, по большому счёту, задавались исконным русским вопросом: «А что делать-то?» Все мы — и трое приглашенных исследователей, и трое сотрудников Издательского Совета — прекрасно отдавали себе отчёт в трудности поставленной задачи. Об этом же на встрече с нами говорил и глава Совета митрополит Калужский Климент. Так что исконный вопрос был весьма не празден.

Но дорогу осилит идущий. Для того, чтобы идти, нужно знать, куда. И вот как результат этих простых соображений и родилась формулировка нашей первой (и на данный момент основной) задачи — выявить и систематизировать те тексты, которые церковной властью уже рассматривались и на которые есть одобрение соответствующих инстанций.

В основном, речь идёт о пяти группах текстов. Во-первых, это акафисты, созданные в дониконовские времена, известные по рукописям и немногочисленным печатным публикациям. Их немного, но это настоящие жемчужины жанра, игнорировать которые мы просто не вправе. Во-вторых, это акафисты, прошедшие цензуру после учреждения Святейшего Правительствующего Синода и его цензурного комитета. Их около полутора сотен, и они в максимальной полноте описаны в ставшей классической монографии А. В. Попова, которую сейчас Издательство Московской Патриархии готовит к переизданию. Проблема с этой группой состоит в том, что не всегда можно однозначно соотнести между собой цензурное одобрение гимна и тот вариант акафиста, который имеет хождение сегодня. Здесь понадобится долгое исследование дореволюционных изданий и, скорее всего, архива Святейшего Синода. В-третьих, это гимны, одобренные Святейшим Патриархом или Священным Синодом нашей Церкви от октябрьского переворота до создания в 1989 году Синодальной Богослужебной комиссии. С этой группой гимнов будет едва ли не сложнее всего, поскольку придётся по архивам и уцелевшим копиям выявлять эти акафисты. Порой кроме упоминания названия акафиста в журнале заседания Священного Синода у нас на руках на данный момент ничего нет. В-четвертых, это акафисты, написанные или отредактированные силами вышеупомянутой комиссии. Их немного, но они известны и (самое главное) практически все существуют в аутентичных цифровых копиях. И в-пятых — акафисты, созданные в иных Поместных Церквях и получившие официальное одобрение их Синодов или Соборов. Здесь встанет вопрос не только выявления этих гимнов и установления степени их одобрения Священноначалием, но и их перевода, поскольку далеко не все Поместные Церкви используют в своей богослужебной практике церковнославянский язык.

Теперь остаётся сущая малость — найти и идентифицировать эти гимны. К сожалению, в патриарших и синодальных актах далеко не всегда указывается, какой именно акафист одобряется. При наличии трёх-четырёх (а то и большего количества) акафистов в честь одного «адресата» задача превращается практически в шерлокхолмсовскую, связанную и с сидением в архивах, и с кропотливо работой по сопоставлению между собой разных версий одного и того же текста, поскольку разночтений в печатных изданиях попадается порой не меньше, чем в рукописях.

Но в случае выполнения этой задачи мы сможем сформировать сначала бумажный, а в перспективе — цифровой корпус нормативных текстов. Текстов, проверенных на предмет соответствия вероучению Церкви, нормам церковнославянского языка, да хотя бы просто исторической правде. И уже с этим корпусом на руках можно будет говорить о приведении к эталону (языковому, текстуальному) остальных известных на сегодня акафистов. По нашим оценкам, нормативный корпус будет представлен примерно тремя сотнями гимнов, и работа, конечно, займёт не один год.

После чего можно будет приступать к следующему этапу — полному учёту, кодификации и нормированию тех гимнов, которые никогда ранее не проходили церковную цензуру. Их сотни, и они очень сильно различаются по качеству — от весьма и весьма достойных текстов до откровенно еретических опусов. Наша задача — не допустить распространения в нашей Церкви некачественных текстов. Это задача «на вырост», но решать её надо. Если мы упустим время сейчас, то наверстать упущенное в будущем будет гораздо сложнее.

Священник Максим Плякин